Сочинение.
Эпоха «серебрянного века» и Осип Мандельштам
Эпохи одна от другой отличаются во времени, как страны в пространстве, и когда речь идет о нашем «серебряном веке», мы представляем себе какое-то яркое, динамичное, сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко отличающееся от того, что было до и что наступило после. Эпоха «серебряного века» простирается между временем Александра III и 1917 годом. На протяжении «серебряного века» в нашей литературе проявили себя четыре поколения поэтов: бальмонтовское (родившиеся в 60-е и начале 70-х годов XIX века), блоковское (родившиеся около 1880-го), гумилевское (родившиеся около 1886 г.), и, наконец, поколение, родившееся в девяностые годы: Г. Адамович, М. Цветаева, С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам и другие. В письме Мандельштама к Тынянову от 21 января 1937 года есть слова: «Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и составе». Все исполнилось, все сбылось. Его стихи невозможно отторгнуть от полноты русской поэзии. Конечно, всегда найдутся люди, которых Мандельштам просто раздражает. Что же, в его мысли, в его поэзии, во всем его облике и впрямь есть нечто царапающее, задевающее за живое, принуждающее к выбору между преданностью, которая простит все, и нелюбовью, которая не примет ничего. Но отнестись к нему безразлично невозможно. «Прописать бесприютную тень бесприютного поэта в ведомственном доме отечественной литературы, отвести для него нишу в пантеоне и на этом успокоиться — самая пустая затея. Уж какой там пантеон, когда у него нет простой могилы, и это очень важная черта его судьбы», — писал С. Аверинцев. В мир русской литературы Мандельштама ввел его учитель Вл. Гиппиус, один из поэтов, тесно связанных с ранним русским декадентством. Поэтому ранние произведения Мандельштама написаны под влиянием поэзии символизма. Для этого этапа творчества было характерно представление поэта о Вселенной как о «мировой туманной боли», «бедной земле». Однако уже в стихотворениях той поры чувствовалось мастерство молодого поэта, умение владеть поэтическим словом, использовать широкие музыкальные возможности русского стиха, особенно ямба. Первая русская революция и события, сопутствующие ей, для манделыытамовского поколения совпали со вступлением в жизнь. В тот период Мандельштама заинтересовала политика, но тогда, на переломе от отрочества к юности, он оставил политику ради поэзии. в творениях Мандельштама характерно преобладание над техникой, над образностью принципа аскетической сдержанности. У него преобладают рифмы «бедные», часто глагольные или грамматические, создающие ощущение красоты и прозрачности: Никто тебя не проведет По зеленеющим долинам, И рокотаньем соловьиным Никто тебя не позовет… Все это сделано для того, чтобы рифма как таковая не застилала собой чего-то важного, что стремится донести до читателя поэт. В лексике ценится не столько богатство, сколько жесткий отбор. У Мандельштама нет ни разгула изысканных архаизмов, как у Вячеслава Иванова, ни нагнетания вульгаризмов, как у Маяковского, ни обилия неологизмов, как у Цветаевой, ни наплыва бытовых оборотов и словечек, как у Пастернака. Есть целомудренные чары — Высокий лад, глубокий мир, Далеко от эфирных лир Мной установленные лары. У тщательно обмытых ниш В часы внимательных закатов Я слушаю моих пенатов Всегда восторженную тишь. Начало первой мировой войны — рубеж времен: Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки И своею кровью склеит Двух столетий позвонки? Для Мандельштама — это время окончательного прощания с Россией Александра (Александра III и Александра Пушкина), Россией европейской, классической. Он прощается со старым миром по-своему, перебирая старые мотивы, приводя их в порядок: В белом раю лежит богатырь: Пахарь войны, пожилой мужик. В серых глазах мировая ширъ: Великорусский державный лик. Только святые умеют так В благоуханном гробу лежать: Выпростав руки, блаженства в знак, Славу и покой вкушать. Разве Россия не белый рай И не веселые наши сны? Радуйся, ратник, не умирай: Внуки и правнуки спасены! Самым значительным из откликов Мандельштама на революцию 1917 года стало стихотворение «Сумерки свободы». Его очень трудно подвести под стандартные рамки «принятия» или «непринятия», но в нем отчетливо звучит тема отчаяния и призыв «мужаться» — ведь происходящее в России «огромно» и оно требует степени мужества, которая была бы пропорциональна этой огромности. «Идеал совершенной мужественности подготовлен стилем и практическими требованиями нашей эпохи. Все стало тяжелее и громаднее, потому и человек должен стать тверже…», — писал Мандельштам в 1922 году в брошюре «О природе слова». Начало 20-х годов явилось для поэта периодом подъема его мысли и творческого вдохновения, но эмоциональный фон подъема, который звучит в стихотворениях той поры, соединяется с чувством обреченности и физической болью тягот. Нельзя дышать, и твердь кишит червями, И ни одна звезда не говорит… В стихах 20-х и 30-х годов Мандельштам активизирует диалог с собственным временем, в них особое значение приобретает социальное начало, открытость авторского голоса. Сверхличной темой становится то, что происходит со страной, с народом. У Мандельштама нет каких-то особенно филантропических тем; но ведь и Пушкин не был сентиментальным моралистом, когда подвел итоги своих поэтических заслуг в строке: «И милость к падшим призывал». Дело не в морали, дело в поэзии. Согласно пушкинской вере, унаследованной Мандельштамом, поэзия не может дышать воздухом казней. Заступаясь за приговоренных к смерти, поэт не знал, что вскоре заступничество понадобится ему самому. Свои собственные злоключения, свою судьбу поэт принял с внутренним согласием на жертву: А мог бы жизнь просвистать скворцом, Заесть ореховым пирогом, Да, видно, нельзя никак…
.
novstudent.ru | 30.09.2012
